Тoм 2, cтр. 852

и чрезвычайных превратностях Ледникового периода, то нет основания думать, что он не мог жить в полу-тропическом климате Миоценского периода, когда благотворный климат простирался даже до Гренландии и Шпицбергена»/63/.

Тогда как большинство ученых, непримиримых в своем убеждении в происхождении человека от «вымершего антропоидного млекопитающегося», не хотят допустить даже простую основательность какой-либо иной теории, нежели теории об общем предке для человека и дриопитекуса, приятно увидеть в труде настоящего научного значения, такое поле для соглашения. Действительно, поле это настолько широко, насколько оно может быть при этих обстоятельствах, то есть, не подвергаясь немедленной опасности быть сбитым с ног волною прилива научной лести. Будучи убежденным, что трудность объяснить –

«Развитие интеллекта и моральности путем эволюции не так велико, как трудность, представляющаяся в разнице физического сложения/64/ между человеком и животным высшего типа», –

тот же автор говорит:

«Но не так легко усмотреть, как возникла эта разница в физическом строений и как народилось существо, которое имело такой мозг и руку, и такие неразвитые способности для почти безграничного прогресса. Трудность в следующем: разница в строении, между низшей, существующей расой человека и высшей существующей обезьяной, слишком велика, чтобы допустить возможность, чтобы один был прямым потомком другой. Негр, в некоторых отношениях, слегка приближается к обезьяньему типу. Череп его более узкий и мозг менее объемист, челюсти более выдающиеся и руки его длиннее, чем руки среднего европейца, все же, он по существу человек, и широкая пропасть отделяет его от шимпанзе или гориллы. Даже

___________

/63/ «Современная Наука и Современная Мысль», стр. 151, 152.

/64/ Тут мы не можем следовать за Лэнгом. Когда признанные дарвинисты, подобные Гёксли, указывают на «великую пропасть, существующую между низшей обезьяной и высшим человеком с точки зрения интеллектуальных сил», «на огромную пропасть.... между ними», на неизмеримое и, в действительности, бесконечное уклонение человеческой расы от обезьян «Man's Place in Nature», стр. 102 и примечание); когда даже физическая основа ума – мозг – настолько превышает размерами мозг самых высокоразвитых из существующих обезьян; когда такие люди, как Уоллэс, вынуждены призывать вмешательство экстра-земных разумов, чтобы объяснить, как могла такая тварь, как питекантропус-алалус, или же немой дикарь, в представлении Гёксли, подняться до уровня морального человека наших дней, обладающего большим мозгом – если все это так, то напрасно так легкомысленно отбрасывать загадки эволюции. Если очевидность телосложения настолько неубедительна и в общем настолько противоречит Дарвинизму, то трудность объяснения, «каким образом» произошла эволюция человеческого ума через естественный подбор, в десять раз больше.